Большой лифт ползет, гудит, световые окошечки с цифрами все ниже… Стоп. Двери лифта открываются и… вот он!!! Вой, визг, фотовспышки, давка… Секьюрити, местные и пришлые, вероятно, люди Чейна, оттеснили зевак, сделали небольшую аллею сквозь толпу, от лифта до входных-выходных дверей…
Наш красавец стоит, такой простой и рослый, во вчерашнем «походном» прикиде, в шортах, в мятой «гавайке», в кроссовках, но чисто брит и без очков, волосы назад зачесаны… Шонна говорит — уложены. По бокам у него две японочки-секретарши в строгих деловых костюмах, за десять тысяч каждый, и с атташе в ухоженых ручках… Высоченные, в метр семьдесят одна и другая. Это очень модно нынче — секретарши-азиатки, да сам Чилли и ввел эту моду в большой бабилонский свет… Обязательная остановка у стойки портье, попрощаться, поблагодарить. Чего, чего?.. А, это он, с понтом дела, спрашивает счет за проживание, чтобы оплатить… Вроде бы и не специально позирует публике, но — законная пауза: расторопный репортер успеет отщелкать его во всех видах и ракурсах… По поводу оплаты проживания: даже мы с Шонной не нуждались бы в том, чтобы лично стоять перед портье и отсчитывать ему купюры, все это иначе теперь делается, милые мои… А!.. Понятно. Управляющий нашего отеля «Ацтек», совершенно случайно здесь оказавшийся в это утро с книгой посетительских отзывов в руках, громогласно возражает Чилли Чейну и пресекает все его попытки заплатить за себя: «Отель… в лице… великая честь… абсолютно бесплатно… в книге посетителей…».
Чилли расписывается… долго чего-то корябает… аплодисменты, естественно…
И вот тут-то свершилось чудо: Чилли идет по проходу, процарапывается сквозь заросли жадных рук и пальцев… Как он нас заметил? — черт его знает…
Но и охрана у него — с опытом ребята, надо отдать им должное: стоило Чилли замереть и жестом обозначить смену маршрута — мгновенно парни сориентировались, пробили дорогу прямо к нам.
— Рик! Сударыня Ши! А я вам звоню в номер, а никто не подходит!
— Да… вот…
— Срочно на пересъемки меня дергают, житья от них нет. Важнейшую сцену запороли, оболтусы, я же — отдувайся! — Наконец, Чилли расцепляет рукопожатие со мною и лезет в задний карман шорт.
— Вот визитка, там телефон моего личного секретаря. Скажите — кто, она всегда будет наготове и тотчас свяжет со мною. Увидимся! — Наклонился к уху:
— Очень надеюсь на фото «от Шонны»…
Опять жмет мне руку, потом с деликатным полупоклоном целует ручку Ши…
— Бегу! Самолет…
— Пока, Чилли!
— Чилли, вы чудо! Счастливый путь!
Вслед за нами и толпа подхватила прощальные выкрики…
Да… Завтра и нам собирать манатки, возвращаться в зиму.
— Общественное телевидение «Иневия-2» Представьтесь, пожалуйста?
— Ричард, по прозвищу «Инкогнито».
— Очень приятно, господин «Инкогнито». Зрители хотят знать: что вам шепнул на ухо господин Чейн?
— Собирается переехать в Мариано на постоянное место жительство. Дворником.
— Серьезно?
— Как нельзя более.
— А…
— Никаких комментариев больше. С дороги. Прочь, я сказал, у меня частная жизнь через минуту начинается! Ши, ни слова никому, идем. Уберите камеру с моих глаз, сударь, иначе я сам это энергично сделаю…
Вот… Такой отпуск у нас был… Последние сутки с лишним — так… меж пальцев просочились, вспомнить совершенно нечего. Скучали, спали, тупо смотрели на горизонт, потом в телевизор… Полдня наши соседи, гостиничные постояльцы, при встрече пялились на нас с Шонной, как на чудей заморских, а к вечеру привыкли: мало ли с кем из малых сих великий Чилли Чейн перекинулся парой слов?
— А действительно, что он тебе сказал?
— Очень надеется на твои фото.
— Правда??? Так и сказал?
— Да.
— Что надеется на мною сделанные фотографии?
— Да.
— А как он точно сказал?
— Очень надеюсь на фото, сделанные вашей супругой.
— Супругой? Фи, какое ужасное слово. Он так и сказал — супругой?
— Или женой. Какая, хрен, разница! Очень надеюсь на фото, сделанные вашей женой.
— Не сердись. Разница большая, потому что супруга — какое-то очень мещанское слово. От твоей мамы я еще готова его услышать, но от Чилли…
— Слушай, Ши, давай хоть в отпуске не будем обсуждать с тобой мою маму… Пойдем лучше… Ну, в бар спустимся, пива выпьем.
— Бедненький, ты хочешь пива? Ты устал, разнервничался…
— А… Черт его знает, чего я хочу… На месте не сидится; вот чего я точно не хочу — так это сидеть в четырех стенах, ни здесь, ни в баре, ни в кино. Пойдем к морю, на луну, что ли, полюбуемся.
— Пойдем, ты прав, нечего здесь высиживать в последний вечер.
Мы сидим на скамеечке в обнимку, перед нами во тьме шумит-пыхтит океан, но вряд ли он, подобно нам, взволнован и огорчен предстоящей разлукой. Я не знаю, о чем сейчас молчит Шонна, я просто гляжу во тьму, мне достаточно запахов и звуков, чтобы ощущать — он там, огромный, свободный, бессмертный, бесстрастный… О, если бы его можно было запечатлеть как он есть, даже невидимым… И взять с собою…
Летний отпуск посреди зимы оказался похож на целую вечность, промелькнувшую в одно мгновение: тот же июль, те же сугробы вдоль шоссе, та же ватная ночь без звезд…
— Что обещают-то? — Наш таксист смышлен и приветлив, потому что я сел, не торгуясь, только кивнул на его «сто пятьдесят». Но чемоданы уже волок он, и в аэропорту к мотору, и к лифту в парадной. Правда, третий, на месте купленный под подарки и сувениры, достался мне, но как раз такой груз — ничуточки не тянет.
— Синоптики? Послезавтра потепление, потом опять похолодание, но уже не надолго, потому что август на носу. Надо же! Даже вечером, при фонарях, загары ваши заметны. Завидую.
— На прошлой неделе надо было завидовать, а теперь поздно: нынче мы, так же как и вы, в матушке-зиме по самые гланды…
Дети не спят, дети изнывают, они уже дома, ждут нас вместе с тещей. Тесть приболел, но ничего серьезного, легонький приступ радикулита, и врачи присоветовали пригасить его на дальних подступах, не провоцировать активным образом жизни. Ладно, на днях нагрянем к ним в гости, с тестем у меня отношения не хуже, чем с тещей, а с ней мы не ругаемся и ничего ни разу не делили.
Все же активное безделье в комфорте — лучший отдых на свете! Вроде бы и молод пока, тридцатника не разменял, и на работе кайлом не махаю, у станка не стою, а вышел после «курортной» недели трудиться — и ощутил, что отдохнул. Больше сил стало, энтузиазма, хорошего настроения… Плюс еще детки… О-о, как мы друг по другу соскучились, оказывается! Крики, взвизги, подарки, бесконечные чмокания… Куда там фанатам Чилли Чейна!.. Сначала мы с Жаном держались дружно и твердо, как индейцы на допросе у бледнолицых собак, а потом я один остался в компании расчувствовавшихся детей и женщин: шепчут чего-то, носами хлюпают, слезами заливаются… «Они нас больше никогда и никуда не отпустят». Это угроза или обещание, интересно знать?..
Потом, самая желанная и трепетная минута для собравшихся по обе стороны чемодана: вручение и получение подарков! Чтобы счастье было полным и протяжным — подарков должно быть много, они вынимаются, один за другим, и вручаются, то одному, то другой, потом опять другой, а это — опять Жану… Теще, теще для тестя… Да, да, этот коралл тоже вам… И эта тарелочка на стену… Мама, тебе нравится? Я искала всю неделю, чтобы она подошла именно к вашим обоям… Между прочим — да, она действительно искала, я свидетель. А-а-а-а… Вы что, кр-р-рошки мои? Думали, что все? Нет, у папы для вас еще есть кое-что… Рик! Боже мой, Рик! Куда же на ночь?… Нет, нет, нет, правильно! Ура! Папа молодец!.. Ладно уж, один раз в жизни и конфеты можно перед сном, после чистки зубов… Не шумите, женщины, не сердите меня в это прекрасное мгновение, дайте ему остановиться в этом помещении…
Но, честно говоря, на следующий день и мне тяжко было выходить на грязные утренние снеги, покидать уютнейший из маленьких миров, не дождавшись, пока они глазенки раскроют, мои дорогие детишки, Элли и Жан.
Эта зима одарила меня нежданною проблемой, которая, впрочем, нисколько мне не досадила: опять позвонил мне папахен. То, что проблема сия не в досаду моей жизни, — выяснилось позже, а в первый момент глюкнуло мне, что он в больнице, или в тюрьме. Или, для разнообразия, в тюремной больнице. Ни того, ни другого: на воле, в относительном здравии, не пьян, не побит, документы решил восстанавливать… С моей помощью. Японский бог мне в селезенку! Всю жизнь только и мечтал! Но, с другой стороны, кто, кроме прямых родственников, подтвердит в инстанциях его личность, кто поручится за истинность, кто, наконец, деньги заплатит, сборы-поборы?.. Мать, обычно, резко настроена против любых упоминаний об отце и любых моих телодвижений по данному поводу, но тут уж я был невыносимо черств и сердит, и она смирилась, взялась помогать, добросовестно и подчеркнуто неохотно. С деньгами вышла великая странность, близкая к чуду, а в остальном мы с матушкой спроворили что могли: она у себя по архивам кое-какие документарные свидетельства нашла, я по юридической линии пошустрил, Карла, магистра нашего, по-дружески, за могарыч, припряг — восстановили бате документы, удостоверяющие личность! Весь необходимый и достаточный комплект, чтобы ему без ограничений ощущать себя свободным гражданином свободной страны. Надолго ли — вот вопрос… По пьяной лавочке опять все растеряет… Хотя… И раз, и два, и три раза мы с ним встречались по этому поводу — трезвый ходит! Одет беднейше, выглядит ужасно, но — трезвый, и глаза чистые.
